Я пожал плечами:
— Сначала положил «лекаря», «бегунков» и «скрытников». Потом отвел «тяжей» и «танков» к месту дневки, на пару с Татьяной Ивановной зарубил первых и дал более-менее оклемавшимся Горчаковым «пощупать» вторых. Марине Владимировне, показавшей себя исключительно дисциплинированной, волевой и подготовленной одаренной — в достаточно серьезном режиме. А ее супругу — в постановочном. О чем сейчас страшно жалею.
— С ума сойти! — выдохнул эксперт и заставил Довголевского фыркнуть:
— Для Ратибора Игоревича такие бои НОРМА! Не верите — спросите, к примеру, у начальника гарнизона. Или попросите мага Смерти изучить ауру этого парня. А потом задайте себе вопрос — почему у него до сих пор нет НИ ОДНОЙ награды?
…Отец Марины ворвался в кабинет чуть менее, чем через полчаса в сопровождении четырех мордоворотов моего роста, но раза в полтора шире, сухо поздоровался со всеми сразу, вперил в меня тяжелый взгляд, подошел практически вплотную, поиграл желваками и с огромным трудом заставил себя придерживаться хоть каких-то требований этикета. В смысле, сначала представился и сообщил, кем он приходился покойной, а затем спросил, как она умерла.
Я криво усмехнулся:
— Мы возвращались с «экскурсии». Незадолго до рассвета я наткнулся на следы китайской спецгруппы, уносившей в свой сектор Зоны изуродованного «языка», и сменил курс. Почти догнав этих тварей, оставил подопечных под присмотром напарницы, а сам ускорился, атаковал в момент смены «несуна», положил троих противников, остальных обратил в бегство, поднял отбитого пленника и отправился обратно. Как выяснилось уже после рассвета, заживляя обрубки нижних конечностей, наши «верные союзники» пожалели Жизнь на добросовестное стягивание ран, в результате чего одна из них начала кровить от сильной тряски. Ночью этого не было видно, но каждая капля пахла, и на этот след встало два зварда — хищника с Той Стороны, похожего на помесь росомахи и варана. Моя напарница среагировала на их появление вовремя, ослабила обоих плетениями Духа, а через некоторое время продавила броню из роговых чешуек и сожгла. В этой схватке ей помогали ваша дочь и Костя, личный телохранитель ее супруга. А сам супруг в первые мгновения схватки потерял лицо. В смысле, настолько испугался этих тварей, что решил влезть на огромный валун, возле которого я группу и оставил. Увы, путь к спасению преграждали Марина Владимировна и тот самый Константин, и княжич рванул напрямик. Сбив с ног первую и оттолкнув второго…
— С-сука… — гневно выдохнул Шубин, а как только я замолчал, выставил перед собой обе ладони и попросил продолжать.
— Никакой опасности это зверье не представляло: моя напарница без особого труда убила более крупного самца, а самку позволила завалить вашей дочери. Для тренировки. Ибо успела ее зауважать и пошла навстречу просьбе. Последние секунд сорок этой схватки Марине Владимировне ассистировал и я — тормозил зварда силками и позволял ей работать в ближнем бою. Когда зверь пал, мы вырезали теменные рога, подождали, пока княжич спустится на землю и продолжили движение. А через час сорок-час сорок пять ваша дочь вдруг потеряла сознание. Прямо на бегу. Из-за того, что ее благоверный, слезая с валуна, «потерял равновесие», коснулся ее запястья и использовал родовое плетение тенета праха. Когда именно он «запятнал» мою напарницу и своего телохранителя, честно говоря, не знаю, но, судя по тому, что они отключились всего через несколько минут после Марины Владимировны, сразу после начала движения. Убрать это воздействие не получилось, хотя я понял, что их убивает именно Смерть, слил на лечение все накопители с Жизнью и какое-то время держал умирающих на подпитке ближайших деревьев. Потом… сорвался. И не убил княжича только из-за того, что не хотел дарить ему легкую смерть. А он, придумав, как выйти сухим из воды, перед полосой отчуждения втихаря вытащил из пространственного кармана комм и отправил родичам свою версию серии из пяти убийств. Какую именно — даже не представляю. Знаю лишь, что в этом тексте было словосочетание «Дело Государево».
— Он обвинил вас не только в убийствах, но и в государственной измене! — сообщил генерал-лейтенант. — По его версии, члены группы видели, как вы передавали китайцам горсть перстней с пространственными карманами и слышали часть беседы, в которой обсуждалась ваша личная доля от продажи следующей партии трофеев, которые вы обещали добыть на Той Стороне.
— Заранее прошу прощения за недоверие, но… — начал, было, Шубин, но Аристарх Иннокентьевич прервал эту фразу на середине и рассказал, чем закончилось исследование кисти, все еще лежащей на столе. Затем прервал второй порыв Владимира Игнатьевича, сообщив, что его зять арестован и будет ждать завершения расследования.
Мужчина потер ладонями лицо, привел в порядок мысли и задал мне еще один вопрос:
— Ратибор Игоревич, скажите, пожалуйста, а что с телами?
Я вспомнил, какой обиженной выглядела мертвая Свайка в мешке для трупов, чуть не взвыл от нахлынувшей горечи невосполнимой утраты, вытер повлажневшие глаза и с трудом разжал сведенные челюсти, чтобы вымолвить несколько слов:
— Ждут, пока я их заберу…
…Группа из одиннадцати рейдеров, Шубина и четырех телохранителей последнего спускалась со Стены невыносимо долго. Если бы за ними начали спускать еще и саперов, я бы, наверное, рехнулся. А так еще раз повторил правила передвижения по полосе отчуждения, дождался подтверждающих кивков от Владимира Игнатьевича и его людей, развернулся на месте и вступил на «тропу». Первые минуты две еле полз, чтобы «новички» смогли освоиться. А когда почувствовал, что эти волчары видали и не такое, плавно ускорился и вскоре попер в рейдовом темпе, то есть, быстро, но без волчьего скока.
После того, как мы добрались до леса и ушли с открытого места под густые кроны, поэкспериментировал с подбором оптимального темпа, понял, что Шубина постоянно «держат» сразу двое одаренных, имеющих сродство с Жизнью, и ускорился еще немного. Благо, двигались мы без «Хамелеонов», а один из парней Якоря уже взял под контроль всю группу и уже разок обновил бодрячки.
На такой скорости расстояние пожиралось в разы бодрее, чем днем, так что к месту захоронения Тани, Марины и Кости мы добрались всего за пять с половиной часов, приподняли часть дерна по разрезу и… вернули его обратно: убедившись, что я привел рейд не абы куда, и дождавшись серии непонятных жестов от одного из своих людей, Владимир Игнатьевич попросил отвести его к месту последнего боя дочери.
Боец, поделившийся мнением с хозяином, двигался, как очень опытный засечник, слышал лес и правильно реагировал на десятки «мелочей», которых в принципе не замечали даже рейдеры, соответственно, мог быть только следопытом. Этот вывод помог додуматься до истинных мотивов просьбы Шубина и согласиться продолжить движение: да, я понимал, что этот мужчина до сих пор не уверен в том, что я сказал правду, поэтому готов и к миру, и к войне, но нисколько не обижался. Ибо понимал, что на его месте сделал бы то же самое.
Следующие три с лишним часа мы мчались по лесу приблизительно в том же режиме, разгоняя живность, поднимая в воздух стаи птиц и нисколько не напрягались. Ведь вся наша группа жаждала крови, поэтому молилась о встрече с корхами, китайцами или, хотя бы, со зверьем с Той Стороны. Увы, как я ни вглядывался в окрестности чувством леса, не видел ничего крупнее лисы. А потом вы вынеслись к знакомому валуну, разогнали хищную мелочь, обгладывавшую кости звардов, и меня захлестнула очередная волна отчаяния.
С этого момента и до завершения мотаний «следопыта» я сидел на земле, невидящим взглядом смотрел на ублюдочный камень и вспоминал Татьяну. При этом настолько сильно ушел в себя, что не контролировал происходящее в округе и не реагировал даже на обращения. В результате пришел в себя только после того, как почувствовал прикосновение к колену, сфокусировал взгляд на Шубине, обнаружившемся напротив, и не сразу понял, что он мне говорит: