— Да, Цербер. Зато толковый, исполнительный и преданный… — негромко сообщил Довголевский, когда эта особа, одарив меня взглядом «Я вижу тебя насквозь!», вышла наружу и затворила за собой дверь. Потом свернул какую-то рабочую оболочку, бодренько выбрался из-за стола и от всей души пожал мне руку: — Быстро вы! Или я заработался?

— Наверное, и то, и то… — дипломатично заявил я, сделал шаг к столу и выложил на него подарки: — Это чурчхелы и тклапи для ваших внуков, это вино для детей, а это коньяк лично для вас.

— Это… это же вино из личных виноградников Его Императорского Величества!!! — прикипев взглядом к этикетке, потрясенно выдохнул Аристарх Иннокентьевич и потянулся к ближайшей бутылке трясущимися руками.

— Ага. И коньяк оттуда же… — улыбнулся я. — Достались по случаю. И я решил, что эти благородные напитки вас всенепременно порадуют.

— Порадуют, конечно! И именно меня. Ибо дети обойдутся… — отойдя от шока, заявил он, облапил меня, как медведь, и выдал восторженную тираду слов, эдак, на сотню. К комплиментам я особо не прислушивался, а на вопрос ответил:

— Я не пью и приемов не устраиваю. А вы можете и продегустировать, и изысканно… осадить всяких… личностей даже одним видом этих бутылок.

— Так и собирался… — довольно хохотнул мужчина, вцепился в бутылку коньяка и утащил к застекленному шкафу с коллекцией тарелок с гербами городов Империи. Там поставил подарок на самое видное место, полюбовался им эдак секунд пятнадцать, затем убрал в сейф все вино и потребовал, чтобы я рассказывал, как унижал диверсантов.

Вот я и рассказал. Довольно красочно и с некоторыми преувеличениями. А после того, как закончил, расстроенно вздохнул:

— В общем, там, наверху, результаты этого рейда оценили слишком уж высоко. И… описали еще одну чрезвычайно серьезную проблему с горящими сроками. Я попробовал отказаться или, хотя бы, сдвинуть сроки, заявив, что должен быть в Савватеевке на дне города. Но мне предложили назвать того, кто, по моему мнению, гарантированно справится так же хорошо или лучше, но в те же самые сроки. А после того, как я не смог, попросили сказать честно, что, на мой взгляд, объективно важнее — день одного отдельно взятого города или будущее всей Империи.

— И вы согласились?

— Еще нет… — очередной раз соврал я. — Заявил, что сначала попрошу вернуть слово того, кому его дал. Если он согласится — приму задание и уйду в Зону вовремя. Нет — с опозданием, но буду рвать жилы, чтобы успеть.

— Достойный подход. Но надо было соглашаться сразу… — авторитетно заявил полицмейстер, но я видел его глаза и был уверен, что эта… хм… версия истины ему понравилась. — Я бы вас понял. Кстати, а вино и коньяк, случайно, были получены не от этих работодателей?

Я отрицательно помотал головой:

— Нет, Аристарх Иннокентьевич, не от них. Откровенно говоря, будучи в Великом Новгороде, я совершенно случайно познакомился с потрясающей девушкой. И увлекся. Как и она мною. А через какое-то время выяснил, что она является телохранительницей Императрицы Дарьи Ростиславовны. В тот момент мне было все равно, да и потом, собственно, тоже, ибо меня потрясла Личность. Но во время отдыха в Дагомысе я как-то обмолвился, что собираюсь прикупить гостинцев для человека, которого по-настоящему уважаю. Потом был вынужден рассказать, за что именно, а Лариса заявила, что достойным личностям надо дарить достойные подарки, пообещала помочь и укатила во дворец…

…В кабинете у полицмейстера я проторчал минут сорок, а на обратном пути заехал к дядьке Пахому, вручил гостинцы ему и его родичам, попросил при первой же оказии сообщить моим, что я на днях уйду в Зону, но заскочить на Базу не смогу, и вернулся в форт. «Манул» оставил возле ДОС-а, поднялся в свой жилой блок и, порадовавшись реакции на свое появление, устроил дамам мини-экзамен.

Результаты не удивили — и та, и другая научились «плести» заклинания приблизительно на одном уровне, хотя трехмерная схема ударной волны была раза в два сложнее, чем волчьего скока. Тем не менее, я похвалил обеих дам, но Язву при первой возможности назвал на ушко умницей, проигнорировал фразу «Я опытнее!» и, дождавшись возвращения Ярины из туалета, дал команду собираться.

Дамы повскакивали на ноги и развили бурную деятельность. Принцесса подхватила с кровати заранее подготовленную стопку шмотья и умчалась в ванную, а Шахова, как «любимая женщина», переоделась при мне. И тоже не сильно, но «припекла». Хотя я уткнулся взглядом в экран комма и видел ее формы только периферийным зрением. Потом эта парочка обулась, взяла с кресла «Хамелеоны», выяснила, что еще из снаряги нам может пригодится на этой тренировке, а еще через минуту построилась у двери.

К машине дамы спустились так же энергично. А когда оценили размеры внедорожника, одинаково прыснули. Правда, Шахова издеваться не стала. А Ярина слегка позабавилась. Над нами обоими:

— Ребят, я понимаю, что полет в кабине истребителя пробудил в вас пылкую любовь к тесноте, но я-то тут причем?

— Пока не попробуешь сама, не узнаешь! — отбрила ее Лариса, ускорила шлепком по заднице и очень нехорошо прищурилась.

Я проследил за ее взглядом, увидел ефрейтора Ефрема Капитонова и криво усмехнулся:

— Не обращай внимания: ненависть в его глазах вполне нормальна. Более того, он тут такой не один.

— А чуть подробнее можно?

— Да запросто: я водил его в рейд чуть более года тому назад. Он был «мясом», за «особые заслуги» заработал прозвище Руко-… хм… …-зад и был распределен не в рейдеры, а в РМО[1]. Причем на должность, на которой можно сломать или потерять разве что ржавый лом. А на ней шансов перейти в боевой состав намного меньше, чем хотелось бы. Вот и бесится.

— Рат, а ты можешь озвучивать прозвища без купюр? — попросила Ярина с заднего сидения. — Даем слово, что в обморок не упадем!

— Хотя бы те, которые дал сам… — уточнила Шахова.

Я почесал затылок, оглядел солдат, марширующих мимо, как назло наткнулся на лица тех, чьи прозвища могли вызвать проблемы посерьезнее обмороков, и нашел хоть что-то приличное:

— Четвертая шеренга, третий справа…

— Без половины уха?

— Он самый. Заслужил прозвище Рваный Валенок. Но первое слово не прижилось, так что теперь откликается только на последнее. А пятого в той же шеренге называют Вибратором.

Долгорукая прыснула:

— Стесняюсь спросить, каким именно…

— Промышленным: увидел зварда, забился между корнями здоровенной ели и трясся до конца боя.

— Думаю, ему надо представлять именно так: Вибратор Промышленный и никак иначе… — хохотнула Язва. — А то я бы, к примеру, поняла не так, как надо.

— Ладно, посоветую при первой же возможности… — пообещал я, сел на свое кресло и скомандовал: — Ладно, советчица, забирайся в машину — нам пора на полигон…

[1] РМО — рота материального обеспечения.

…Весь первый час тренировки дамы учились вливать Силу в новые плетения. Лара занималась этим делом, сидя на небольшом камне лицом к полосе препятствий и отрешившись от всего земного, а Ярина убивалась стоя. Вернее, перемещаясь на считанные десятки сантиметров, то и дело теряя равновесие и даже падая. Но это было нормально, ведь для того, чтобы более-менее нормально двигаться волчьим скоком, надо было вывешивать правильно ориентированные плетения на определенном расстоянии от себя и идеально рассчитывать их высоту над областью выхода из каждого отдельно взятого перемещения. А на самом начальном этапе освоения это было сложно даже художнице, обладавшей великолепным глазомером. Поэтому она то цепляла стопами землю, то зависала над нею и устремлялась вниз, то выходила из скоков не вертикально, то… оставалась на месте из-за того, что «выносила» плетение за пределы нынешних возможностей, и оно тупо не наполнялось Силой.

Тем не менее, прогрессировала Долгорукая куда быстрее, чем я в свое время. Что вызывало смешанные чувства: радость за нее, «белую» зависть и… сочувствие к матушке, вынужденной дрессировать такую бестолочь, как я. К слову, я весь этот час изображал голос совести Великой Княжны — двигался параллельно ей, вглядывался в каждое плетение, подмечал ошибки, а после каждого «кривого» прыжка объяснял, почему он не получился, и вредничал. Зато как только девушка перестала совершать грубые ошибки, отпустил ее на вольные хлеба. В смысле, дал отдохнуть четверть часа, а затем поставил задачу научиться двигаться по прямой как можно более частыми волчьими скоками. А сам устроился возле Шаховой, оценил ее успехи и решил провести следственный эксперимент: попросил женщину раз пять-шесть подряд создать ударную волну на предельном расстоянии, вливая в плетение одно и то же количество Силы, понаблюдал за тремя первыми подходами, а на четвертом схитрил, создав аналогичное плетение рядом с плетением Ларисы Яковлевны.